Мужество святых при телесных страданиях

Макрина лежала на полу, накрытом власяницей, вместо подушки под головой ее была дощечка. Взглянув на меня, она сделала усилие, чтоб приподняться, но не смогла: только приподняла немного руки, чтобы встретить меня с честью. Я быстро подошел к ней, успокоил. Она вновь подняла руки и произнесла со слезами: «Благодарю Тебя, Преблагий Господь! Ты исполнил мое желание, внушив Твоему рабу добрую мысль посетить недостойную грешницу!»

Она старалась скрыть от нас свои страдания и, чтоб смягчить нашу печаль о таком положении ее, усиливалась улыбаться и говорила с невыразимою ласковостью... Речь ее склонилась к покойному Василию Великому, и я не мог воспретить горести выразиться на моем лице. Она в ту же минуту воспользовалась этим, чтоб перейти к глубочайшему умилению духа и, вся просветленная, стала говорить с такою возвышенностью о таинственном смотрении Божием, что душа моя, казалось, увлеклась за ее душою и, будто отрешаясь от тела и всех земных чувств, воспаряла в Небо!

Я не мог надивиться тому, как, вся обессиленная и снедаемая жестокой лихорадкой, выведшей на ее чело холодный пот, предвозвещавший близкую кончину, она могла сохранять такую всеполную свободу мысли, такую победную отрешенность от страданий, удручавших ее, как Иова, покрытого ранами!

Я изумлялся тонкости ее разума, небесной возвышенности ее постижения и миросозерцания! Она объясняла кратко и всеполно жизнь, проводимую нами на земле, кончину, для которой мы родимся, бессмертие, в которое некогда облечемся, состав и значение бренного тела и то, почему оно должно перестать жить здесь, чтоб вступить в жизнь там.

Речь ее текла, как струя из источника упоительного, свободе течения которой ничто не препятствует!..

Если б я не страшился утомить ее, томимую смертною болезнью, то на коленях просил бы ее продолжать и продолжать, объясняя нам так всю веру нашу.

Из жития преп. Макрины

Один человек будучи в большой скорби приезжает к старцу Аристоклию. Заходит он и видит: сидит на стуле батюшка, ноги у него разуты, и нет живого места на них — все покрыты сильными ранами. Он остановился у двери, не смея шагнуть, а старец смотрит на него, веселый, и говорит: «Ничего, ничего!» Так и сияет и опять говорит: «Ничего, ничего!» Он, видя эти ужасные раны, от которых у него сердце перевернулось, думает: «И батюшка еще может улыбаться!» А батюшка заговорил совсем о другом, о храме своем, и все на него глядит и приговаривает: «Ничего, ничего!» Он не посмел и рта раскрыть про свою домашнюю скорбь — стыдно ему стало, что не может поладить с братом, а старец, при его болезни, служит Богу и ближним, да еще всегда радуется. Так и не сказал батюшке ничего. Когда стал уходить, батюшка благословил его и опять с улыбкой сказал: "Ничего, ничего, раб Божий!"

Из жизнеописания старца Аристоклия

О БЛАГОРАЗУМИЕМ МОЛЧАНИИ

Положи, Господи хранение устом моим, и дверь ограждения о устнахмоих. Не уклони сердце мое в словеса лукавствия (Пс. 140, 4).

Благоразумное молчание есть матерь молитвы, воззвание из мысленного плена, хранилище божественного огня, страж помыслов, соглядатай врагов, училище плача, друг слез, делатель памятования о смерти, живо-писатель будущего мучения, любоведец грядущего суда, споспешник спасительной печали, враг дерзости, спутник безмолвия, противник притязаний на учительство, приращение ведения, творец созерцаний, неприметное преспеяние, тайное восхождение.

Прп. Иоанн Лествичник

Все происходит в безмолвии, в глубине нашего сердца. Еще очень важно и чему учат святые отцы: держи твои уста сомкнутыми, никому не говори о своей тайне. Если открыть в бане дверь, то тепло испарится. Следовательно, никому ничего не говори о твоем решении. Не упоминай ни одним словом о начатой тобой новой жизни, о твоих переживаниях, о том опыте, который, как ты думаешь, ты приобретаешь. Это касается лишь Господа и тебя, и только вас обоих. Единственным исключением будет твой духовник.

Молчать очень важно потому, что всякое обсуждение своей жизни и своих действий дает лишь пищу самолюбованию и самоуверенности. А это надо прежде всего побороть в себе! Напротив, в тишине растет доверие к Господу, Который видит то, что сокрыто; в молчании научаешься говорить с Тем, Кто слышит без слов. Ведь к Нему ты стремишься и на Него возлагаешь все надежды; в вечности не нужны слова.

*   *   *

Обуздай твой язык одновременно с тем, как притесняешь твое тело постом и воздержанием. Словоохотливость — сильный враг молитвы. Пустословие мешает молитве; по этой причине мы за всякое праздное слово дадим ответ (см.: Мф. 12, 36). Ты не вносишь дорожной пыли в ту комнату, которую хочешь держать в порядке; поэтому не загромождай твое сердце сплетнями и разговорами о проходящих дневных событиях.

Тит Колиандер

О глубокой тайне молчания в жизни Пресвятой Богородицы

Все прекрасно и величественно в жизни Богоматери. И в частности прекрасно величествен священно-безмолвный характер сокровенной Ее жизни в Боге.

В священном безмолвии храма возросла и была воспитана Пресвятая Дева в дни Своего детства. Таким же безмолвием запечатлена и вся последующая Ее жизнь до самого успения. Ни высочайшая радость, ни глубочайшая скорбь, ничто в мире не могло изменить этой главной черты Ее духа за все это время.

В глубокой тайне совершается таинство воплощения от Нее Бога Слова. И этой тайны Пресвятая Дева не открывает даже праведному старцу Иосифу. Она подвергает Себя этим великим испытаниям со стороны Иосифа. Но доколе Самому Господу не благоугодно было открыть этой тайны Иосифу, Пресвятая Дева пребывает в глубоком молчании. Рождается слово, Ангелы славословят, пастыри проповедуют: Матери ли Слова безмолвствовать и не выразить Своей радости словом? Но Она безмолвствует и не расточает слов, а только соблюдает слышанное в сердце Своем (см.: Лк. 2, 19).

Симеон пронзает душу Ее грозным пророчеством. Сам Иисус еще в юных летах оставляет Матерь и как бы отрекается от Нее, возвещая, что Ему в тех, яже Отца Его, достоин быти (см.: Лк. 2, 49). Матерь Слова не прекословит, но безмолвствует и лишь соблюдает вся глаголы сия в сердце своем (Лк. 2, 51).

Наконец, стоит Она при Кресте (см.: Ин. 19, 25) возлюбленного Сына Своего, и предреченное Симеоном оружие действительно проходит душу Ее. Даже чужие не могли оставаться равнодушными к страданиям Сына Ее. Еще когда Он нес Крест Свой на Голгофу, женщины плакали и рыдали о Нем. А по распятии на Голгофе весь народ, сшедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь (см.: Лк. 23, 48). По естественным соображениям, чего надлежало бы ожидать от Матери Распятого, стоящей при Кресте Его? — Рыданий, жалоб, воплей, терзаний? Ничего такого и тому подобного мы не видим и не слышим. Самовидец не пересказьшает нам даже ни одного слова Ее. Она страдала, без сомнения, как никто никогда не страдал на земле, кроме Самого Распятого. Но бездна Ее страданий не обуревала и не потопляла Ее. Она Сама утопала в неизмеримой бездне Ее терпения, смирения, веры, надежды и безусловной преданности судьбам Божиим.

О, дивное молчание, красноречивейшее всяких слов человеческих!

Сет. Феофан Полтавский

Безмолвное слово любви

Ты помнишь, брат, слово оного отшельника о Любви Божией? Он взял на себя подвиг молчания. Со страхом и трепетом его сердце вняло слову Слова: Глаголю вам, яко всяко слово праздное, еже ащерекут человецы, воздадят о нем слово в день судный. От словес бо своих оправдишися, и от словес своих осудигиися (Мф. 12,36-37). И поэтому он взял на себя обет связать свой язык для мира, и никто не слышал от него ни одного слова; даже во сне у него не вырывалось слово, хорошо запертое замком страха Божиего. Но если уста его молчали, то сердце его непрестанно славило Бога и воспевало Ему непрестающую хвалу.

Вблизи места, где жил оный отшельник, было селение, и жители его снабжали старца необходимой едой. Он же платил им своей любовью и молитвами о них; а есть ли что в жизни драгоценнее молитвы праведника?

И вот, по искушению со стороны злого духа, в этом селении между его жителями возникла вражда. Как всякое зло, оно началось с какой-то небольшой искры, которую если сразу же не потушить и не затоптать взаимным испрашиванием прощения и взаимного смирения друг перед другом, она производит сильный пожар, грозящий гибелью для всего. Это же произошло и в оном селении. И тогда бывшие во главе этого селения мудро решили просить их старца примирить граждан между собою и воздейстовать на них словом увещания.

С таким намерением они пришли к нему и изложили ему свою просьбу. Но старец указывал им на свои уста, поясняя знаком, что его слова связаны обетом молчания до самой смерти. На настойчивые их просьбы он со слезами указывал на свои уста и кланялся им. Но пришедшие к нему заявили: «Если ты не скажешь нам слово о любви, то кровь душ наших падет на тебя. Ты теперь еще можешь нас спасти: тебя уважают и послушаются тебя. А если ты нерадишь о нас, то что же, оплакивай нашу гибель. Но да вразумит тебя Начальник мира и любви Христос, ради Которого ты взял подвиг. Мы же будем тебя ждать в нашей церкви в ближайший воскресный день; и придешь ли ты к нам или нет, мы все же будем тебя ждать». И сказав это. они ушли в печали, оставив старца в еще большей печали; и он усугубил свой подвиг поста и бдения...

И вот пришел назначенный день. Все селение с раннего утра собралось в церкви. Но старец не приходил. Минул полдень и день прошел, и наступил вечерний час, а храм также был полон людьми, как и раньше.

И вот пронесся шепот, перешедший в гул: «Старец идет. Отец наш не оставил нас!» Старец вошел в храм, и все ждут его слова. Но он, ничего не говоря, взял свечу и подошел к большому Распятию, которое находилось в храме. А час был вечерний и в храме было темно.

И вот он медленно поднес свечу к лику распятого Христа, к Его челу, увенчанному терновым венцом, и к каплям крови, стекавшим по Его челу, и к глазам, исполненным слез. Затем он медленно поднес свечу к деснице, пригвожденной ко Кресту, и осветил рану, из которой струилась Его пречистая кровь. Затем медленно он поднес свечу к шуйце Христовой, пригвожденной ко Кресту, из которой струилась кровь Жертвы Христовой, примирившей Бога с людьми. Затем, встав на колени, он осветил свечою язвы на ногах Спасителя, из которых струилась кровь Нового Завета. Затем он поднес свечу к прободенным копием ребрам Христовым, из которых истекла кровь и вода Жизни Вечной, омовения от грехов человека и искупления его... !  Затем, положив свечу на место, старец тихо вышел из храма. И весь храм исполнился рыдания. Да, это было "слово" о Любви: Любви беспредельной, Любви всепрощающей, Любви Божией к человеку. И все поняли, что в этой любви Божией к человеку не должно быть нелюбви человека к человеку: в этой божественной гармонии Любви все должны слиться и никто не должен вносить горечи личной злобы в этот океан беспредельной Любви... И что же? — Все примирились, все полюбили друг друга, все простили друг друга ради Христа, простившего всех нас, и зло ненависти, как какая-то большая черная птица, улетело из этого селения навсегда.

Из книги «Размышление смиренного сердца»

Как святые вразумляли и утешали в молчании

Батюшка лежал на боку, с немного согнутыми коленями, одну руку подложил под голову, а другая на коленях вдоль тела. И старец как-то глазами мне показал, и мне сделалось все понятно, будто он меня и призвал, чтобы разрешить мое недоумение, а ведь с утра я не имела намерения к нему идти. Потом я подошла к старцу и — не помню, как это вышло, — он ли меня позвал, но только я припала к нему, и он всей ладонью закрыл мне лицо. Батюшка лежал неподвижно, не говоря мне ни слова, потом благословил меня, и я ушла, не услышав ни единого слова, но чувствовала, что много получила, поняла.

Из жизнеописания старца Аристоклия

Все, кто встречался с ним, были поражены его обликом. Карие глаза излучали необыкновенный зарницеподобный свет. Белая, как снег, симметричная борода окаймляла лицо. То был поистине библейский образ. Говорят, что душа человека раскрывается в выражении его лица. Душа Нектария раскрывалась и в его словах, жестах, поступках, в его отношении и поведении как с малыми, так и великими.

Он редко приближал к себе людей, известных своей ученостью и образованностью. Им не удавалось завоевать его сердце. Он предпочитал школьного повара, садовника, привратника. Он просвещал их, а сам при этом возносился в небеса силою своей святой веры. Его слово остужало души и укрепляло сомневающихся. Нередко он смотрел на улицу через окно и благословлял незнакомых ему прохожих.

Из жизнеописания сет. Нектария Эгинского